Про Матрёху, чёртову бабушку и летающие воблеры

Величаво проносит свои воды красавица-Ока через Калугу.  Уже наполнена она течениями Упы, Жиздры и Угры, сливаясь с которой обретает река свой степенный и  неторопливый шарм.  Где-то в верховьях остались сногсшибательные перекаты  и порожистые участки – течение становится ровным и мощным, словно готовясь к тому, чтобы влиться в матушку-Волгу…

   Калуга, являя собой, образец размазанной  неопределённости, рассекается Окой, оставляя на правом берегу добрую треть своих бесформенных территорий.  «Городская» Ока – понятие довольно-таки относительное. От шумного города речку надёжно отгораживает плотная  стена ракит, переплетённая ивняком и лианами ихиноцистиса,  прозванного «бешеным огурцом».  Прибрежные джунгли утопают в болотистых берегах, плавно сползая в речные просторы.

   Попадая на берег погожим летним деньком, совершенно не слышишь городского шума, обычно привычного для городских набережных.  Прибрежный лес укрывает собой и любителей пропустить стаканчик чего-то горячительного на лоне природы, и больных рыбалкой, да и попросту больных и здоровых людей, растворяя в своей зелени и заглушая уличную суету бесшабашным щебетанием птиц.

   Был чудесный день, плавно стекающий к вечеру.  Погода на первое сентября выдалась такой замечательной, что о такой погоде можно было только мечтать. Непогожие летние деньки утонули в мутной речной воде, растворившись в небытие.  Ока, обласканная ярким солнышком, по своему обыкновению, утопала в прибрежной, ещё бушующей летними красками, зелени.  Птицы щебетали так, что  временами казалось, что если они вдоволь не накричаться в этот день, то больше такого шанса у них не будет никогда.  Временами птичий щебет, подобно разорвавшимся в воде снарядам, рассекали звучные удары – жерехи и щуки устроили на середине реки настоящее пиршество, сопровождаемое разлетающимися брызгами и выпрыгивающими во все стороны ошарашенными мальками. Неспешную, утомлённую сентябрьским солнцем рябь рассекали живые торпеды, сметая и глуша своими мощными хвостами низшие звенья пищевой цепочки.

   По утонувшей в прибрежном болоте тропинке прыгал Слон.  Вернее, прыгал он не по тропинке, а по кое-где выглядывающим из жидкой болотной грязи кочкам.

    Откуда в средне-русской полосе прыгающие Слоны? Слон - понятие чисто относительное, как и всё присутствующее-происходящие в его окружении.  Когда обнаружишь, что женился на Сколопендре и что рядом с тобой, на одной жилплощади, помимо любимого насекомого, живут два Чудовища, чёрт по имени Александр (который по совместительству ещё и наглый толстый кот) и мелкая пакостная кошка, именуемая Мышью – не то, что запрыгать, - можно вообще взлететь (от неземного счастья, конечно).

   Да и как не прыгать, если на ногах красуются начищенные парадно-выходные туфли? Сапоги, конечно, были. Один сапог пребывал вместе со Слоном, только находился он вовсе не на слоновьей ноге, а мирно покоился в сумке. Второй сапог лежал в багажнике Матрёхи*, которая, в свою очередь, являлась автомобилем и ремонтировалась, на тот момент, в близлежащем сервисе.

   Николай Францевич Гастелло* нанёс значительный ущерб фашистам, направив свой горящий самолёт на механизированную колонну. Слон фашистом никогда не был, и машина у него была одна, а не целая колонна. Но про это не знала бабушка, которая нанесла значительный ущерб именно ему. Матрёха осторожно заехала на перекрёсток, имевший весьма дурную славу – с печальной периодичностью там случались обидные столкновения различных транспортных средств. Доживающая свой век бабуля (дай Бог ей крепкого здоровья) вылетела на дорожное соитие в своём Солярисе*, обогнув припаркованный поблизости автомобиль, увидела мешающую дальнейшему движению машину, и перепутав педаль тормоза с педалью газа, пошла на  сокрушительный таран. Лёгонький бабкин хэчбек, растрепав свою морду в щи, повернул громоздкую машину под прямым углом, безвозвратно покалечив дверь, крыло и половину передней подвески. Старушка внесла свою последнюю лепту в историю нехорошего перекрёстка – буквально, через месяц после бабкиного подвига, там водрузили светофор. Слон откатил Матрёху в сервис и заключил, что бабушка однозначно являлась ведьмой.

   Так получилось, что автомастерская, в которой делали слоновий автомобиль находится неподалёку от речки. Машина родилась второй раз непосредственно накануне Великого праздника знаний, но пережила второе рождение слегка не доделанной и поэтому очутилась на том сервисе снова. А Слон чудесным образом попал на рыбалку, но с одним сапогом, что никоим образом не повлияло на его настрой и не омрачило данного события. Слоняра проводил в долгий путь, который начинался с первого и заканчивался одиннадцатым классом, своего старшего слонёнка и пребывал в эйфории, усиленной подвернувшейся рыбалкой.

   Как и говорилось ранее, жерех лютовал. На счёт щук не было и малейшего помысла – щук Слон ловил «по случаю» и тогда не мог им совершенно ничего предложить, а, если бы и смог, то всё предложенное было бы немедленно откушено по причине отсутствия металлических поводков. Тумблер, находившийся где-то в слоновьем подсознании, плотно залип в положении «голавль» лет пять тому назад и совсем не хотел из этого положения отлипать – ему там было вполне комфортно. Голавлей в тот запомнившийся вечер Слоняра так и не поймал, потому, как исчез перекат, который скрашивал краснопёрыми красавцами все речные прогулки пятилетней давности. Без переката голавли попадаться не хотели. Зато чудодейственным образом разловилась блесна,  являющая из себя подобие черноморской хамсы* и мирно хранящаяся в кошельке вместе с другими блёснами. Другие куски железа были востребованы, причём не только Слоном, но и рыбами. Упомянутая «хамса» летала в места проявления жереховой активности, потому как хорошо умела летать, но кроме замечательных полётных характеристик, никаких достоинств обнаружено не было – блесну упорно не желали кушать. 

   Вдоволь насытившись безрезультатными осторожными поклёвками, Слон захотел фееричности, которую, как раз, мог принести вышеупомянутый жерех. «Хамсу» отличала замечательная дальнобойность, поэтому не составило особого труда предложить её в качестве альтернативы вполне естественного ужина тамошних шереспёров.  Две равномерных проводки, по своему обыкновению, не принесли никаких результатов.  Фееричная развязка того вечера случилась, когда Слон повёл блесну, делая лёгкие рывочки спиннингом. Приманка немного подёргалась по отмели, расположенной почти на самой середине Оки и, не успела она утонуть в прибрежной канаве, как по ней долбанули. Причём, сделали это так, что завизжал не затянутый фрикцион.  Жерех попался крохотный, но бойцовских качеств ему было не занимать.  Он отчаянно бился до самого момента торжественно-помпезной амнистии.

   Вдоволь насладившись выигранным поединком, Слон поскакал вприпрыжку по прибрежному болоту в сторону вышеупомянутого сервиса. Уже более часа прошло с того момента, как Уотти Бьюкэн* отругал долбанную Америку через динамик слоновьего телефона, заглушив своими воплями прибрежное птичье многоголосье и известив о том, что звонили по поводу полноценного второго рождения Матрёхи.

   Солнце клонилось к горизонту и на окрестности неумолимо валились сумерки, пеленавшие в свои объятья правобережный лес.  На левом берегу было необъяснимо светло – светилось где-то на небольшом пляже, в который плавно вливалась прибрежная топь. О том, что непонятное свечение обозначает клад, либо цветущий папоротник в ночь на Ивана Купала* Слон где-то слышал, но светящийся пляж накануне ночи с первого на второе сентября несколько озадачивал и настораживал. Слоняра перепрыгнул с кочки на твёрдый влажный речной песок и увидел деда, пришвартовавшего свою надувную посудину типа «Иволга», впервые спущенную на воду ещё в середине прошлого столетия.  Сам дедушка, облачённый в потрёпанный камуфляжный пиджак и засаленные джинсы, купленные ещё во времена расцвета кооперативного движения, никоим образом не походил на блистающих расписными одеждами мужиков с глянцевых обложек дорогих журналов. Лодка совсем не была похожа на блестящий хромовыми накладками и вычурными надписями катер. О кричащих и сияющих своими брэндовыми лейблами снастях не было и речи – старенькую «Иволгу» венчал «спиннинг», сделанный из умершей телескопической удочки. На удилище, при помощи изоленты, крепилась катушка безызвестной китайской фирмы «Суньхуньвчай», на конце безымянной монофильной лески болтался одноименный катушке воблер.  Но, не смотря на это,  от деда исходило непонятное свечение, которое помогло Слону без особых приключений выбраться из прибрежного болота.

  - Ну и как? – бросил заезженную годами фразу Слон, пытаясь раскрыть непонятный секрет сиявшего старика.

  - А вот так! – сказал дед, не прекращая при этом светиться и высыпав на покрывающуюся вечерней росой траву, из огромного старого грязного пакета с ручками, добрую дюжину щук.

  Нависшую гробовую тишину пронзил глухой шлепок  - на отсыревший песок плюхнулась, отвисшая у Слона, челюсть.

  - Одну так в лодку затащить и не смог, - сдобрил представшую слоновьим глазам картину дед и засветился ещё сильнее.

  Отчаянное стрекотание сверчков и отдалённый вой проезжающего троллейбуса резанул щелчок. Щёлкнул тумблер в подсознании Слона, который до этого момента плотно залипал в положении «голавль». О каких голавлях может идти речь, когда творится такое безобразие?! Слон опрометью помчался в сервис, забрал Матрёху, приехал домой и достал из антресоли, уже успевший покрыться слоем пыли, спиннинг для ловли щук*, сундук с большими воблерами и завалявшуюся катушку*, которую было не жалко этими самыми воблерами убивать. Слоняра тоже захотел светиться от счастья, подобно небесному светилу и сияющему деду.

   В Калуге через Оку перекинуты три моста. Один был всегда – по крайней мере, Слон не видел Оку без этого самого моста. Второй построили позже, а недавно возвели и третий.  С каждым новым строительством река менялась. После возведения второго, заболотились берега, изобиловавшие до этого пляжами. Вместо набережной Калуга получила болотную топь. А когда через реку перекинулся третий, возле Бора на левом берегу раскинулась обширная мель, вылезающая, порой, на две трети речного простора и растянувшись на пару километров. Многие плевались – какая может быть там рыба?! Но, как известно, если есть река, то и рыба в ней обязательно должна быть – это аксиома.

   С того момента, как Слон увидел светящегося от счастья дедулю, минуло месяца полтора. Как оказалось, Слоняре на вышеупомянутой мели было комфортно. Можно было беспрепятственно лазать в вейдерах*, выискивая щучьи засидки и совсем не заморачиватся с лодкой.  Вейдерсы жили в Матрёхе с мая по ноябрь, потому как Слоняра сбегал на речку при любой предоставлявшийся возможности.  Реку он любил и не упускал ни одного момента, чтобы остаться с ней наедине.  Полигон для рыбалки был огромен и почти не пахан. Обычно, кроме Слона, там ошивался один товарищ с местного рыболовного форума. Остальные «пахари» были явлением случайным и не постоянным, так как тамошние щуки были весьма привередливы и капризны. Рыбаки, обломавшись один раз, второй попытки обычно не делали.

   Первый раз Слоняра попал в тот район «к шапочному разбору». Два дня щуки бесновались на Оке, хватая и поедая всё, что попадало в воду. Дедуля, которого Слон повстречал в самом начале сентября, как раз и попал к этим самым беснующимся щукам.  Кстати, два слонярских приятеля попали почти туда же и при тех же обстоятельствах, но на следующий день и поутру. Они до сих пор взахлёб рассказывают о невиданном доселе жоре. Но бедный Слоник приехал на Оку только к вечеру третьего дня, так сказать «к шапочному разбору». Клевало хорошо, но выборочно и, видимо, «чисто из интереса». Любопытство вызывала исключительно Оэспэшная загогулина нереально гламурной раскраски*. Щуки весело бодали воблер, но есть его совершенно не желали. Из доброго десятка поклёвок, Слон реализовал всего лишь одну.  Заморская диковина имела неадекватный ценник и вызывала естественное желание посмотреть и, возможно, даже понюхать. Но щуки безбожно пировали два дня накануне и поэтому аппетит у них отсутствовал.

   Полноценный ключик к закрытым щучьим пастям нашёлся немного позднее. Расшевелить несговорчивых зубастых жаб помог плавающий Бэлизонг* с красным рылом. Сильно дёргать приманку было нельзя, потому что щуки облюбовывали себе участки с густой подводной растительностью, в которой застревало всё, что туда попадало.  Чем сильнее дёрнуть, тем глубже залезет – именно для Бэлизонга это закон. Но в сильном дёрганье не было ни малейшей необходимости –воблер живо отзывался на малейшие позывы  со стороны спиннинга.  Спиннинг, в свою очередь, звонко реагировал на все, что приключалось с красноголовым чудом.  Катушка поскрипывала, но работала безотказно, извещая время от времени весёлым визгом фрикциона об очередной удачной подсечке….

   Всё продолжалось с завидной периодичностью, иногда один, иногда два-три раза за выходные. Но Слону всегда хотелось чего-то большего – река манила снова и снова, но свидания были кратковременными и скоротечными.

   Но, на Слонярское счастье, иногда случаются исключения из правил.  Так произошло и в тот запомнившийся день. Воскресенье было по-осеннему уныло – за окном лил нескончаемый проливной и жутко холодный дождь, чудовища смотрели в телевизоре какую-то сказку, кошки спали, уткнувшись мордами в пушистые хвосты, а Сколопендра решила сделать Слону бесценный подарок.  Такое бывает крайне редко и только в самую отвратительную погоду. Как раз именно тогда, Сколопендра думает: «Вот отпущу Слоника на рыбалку, а он вымокнет, замёрзнет и обратно прибежит…» Погода была не сказать, что отвратительная – она была омерзительна. И не было ещё и  полудня, как Слоняру выпустили из дома. Как говорят, хороший хозяин и собаку в такую погоду на улицу не выпустит. А Слона отпустили, а ему только этого и надо было. Да разве он способен с речки домой вернуться добровольно? Он до кромешной темноты будет мёрзнуть и мокнуть, но любимую реку не покинет….

   Не прошло и десяти минут, как Матрёха домчала Слона по пустынным, залитым дождём улицам до Бора. В такую погоду даже на машинах никто не желал ездить, не говоря уже о пешеходах – в городе было безлюдно, и не ездили машины, которые имеют обыкновение создавать никому не нужные заторы. А вот за Бором начиналось самое интересное. Тракт, ведущий к заветным местам, сворачивал с асфальтированного большака и растворялся в размытом дождём чернозёме. Проливной холодный осенний дождик сделал своё подлое дело. Шлёпать по раскисшей «дороге» Слоняра совсем не желал, но Матрёха была вовсе не внедорожником.

   На речку хотелось немедленно, поэтому Слон, не сбавляя скорости, съехал с асфальта и понёсся на встречу залитой дождём неизвестности. Небо упало на землю и всё превратилось в беспросветную серую мглу. Воздуха не было – кругом была вода и дул пронизывающий северный ветер. Вдалеке чернел Бор, но очертания его были размыты нескончаемым ливнем. С одной стороны была река, с другой поле – обратной дороги не было, - только вперёд!

   Матрёху швыряло из стороны в сторону, как воблер при рывковой проводке, но она упорно ползла там, где когда-то была дорога, выбрасывая из-под колёс клочья грязи. И посреди этой невзрачно-экстремальной картины неожиданно нарисовалась бабка. Она упорно шла в промокшую бесконечность по скользкой грязи, опираясь на лыжные палки.  Обыкновенно, такие бабки вышагивают по Бору целыми косяками, но в комфортную погоду, да и до Бора было не менее километра, а бабка гуляла в совершенно противоположном направлении. 

   К Слону уже начали подкатываться домыслы о старушке, наплевавшей на свой Солярис и приобщившейся к Скандинавской ходьбе. Становилось жутко - опять она?! Но, на счастье, дорога свернула к реке, а бабка бесследно растворилась в бесконечной серой мгле вместе со своими палками.

   Сколопендра зачастую позиционировала Слоняру редкостным отморозком. По её словам, подобные Слону «особи» существуют на земле исключительно в единичных экземплярах. Но она не видела то, что тогда увидел Слоник - все его деяния и поступки меркли на фоне «сегодняшней» бабушки. К тому же, экземпляр Слона, который приехал на речку в этот омерзительный день был вовсе не единичен.

   Покуда Слон возился в машине с амуницией, мимо промчался размытый силуэт белой машины. Слоняра подумал, что это проехала Скорая Помощь, приехавшая за бабкой, дабы отвезти последнюю в психиатрическую лечебницу. Он напялил куртку поверх вейдеров, потому что в вейдерсах зимняя куртка вместе со Слоном не помещалась. Затем засунул в карман куртки телефон, накинул разгрузку* и шагнул из машины в мокрую бездну.

  Схема намеченной рыбалки была проста. Слоняра должен проследовать в самое начало обширной, упомянутой ранее, мели и спустится по воде к Матрёхе, прочёсывая, при этом, все перспективные точки и собирая активных щук. Выше выбранной стоянки мель залезала в речку максимум наполовину, изобилуя канавами и приямками. Ниже в вейдерсах можно было пройти две третьих реки и, при наличии определённых навыков, зашвырнуть воблер под противоположный берег.  Но не мудрено, что там, где было глубже, щуки попадались увесистей и чаще.

  Слон протопал по раскисшей грязи не менее километра. Чтобы как-то себя подбодрить, он пытался вспомнить что-нибудь весёлое и приятное, но вспоминались лишь унылые отрывки из советских фильмов. В этих самых отрывках гнали на каторгу будущих каторжан. Обычно, в грязных лохмотьях, закованные в кандалы, тащились они, подгоняемые конвоирами, утопая в непролазной грязи российских дорог, а с неба всегда лил беспросветный дождь. Но то было в кино, а в серой реальности по раскисшей дороге шёл Слоняра. Но он был плотно упакован в вейдера и зимнюю непромокаемую куртку. А вот прошедшая накануне бабка, шаталась по округе  в лёгком спортивном костюме и с лыжными палками. До полноты абсурдной картины, оставалось поставить старуху на лыжи, которые, с огромной долей вероятности, могли бы прекрасно скользить по мокрому суглинку….

   Подобие дороги ушло в сторону нового моста, а Слон свернул к реке и наткнулся на белый внедорожник, который накануне попутал с психиатрической неотложкой. Это неожиданное событие нисколько не смутило, так как намеченного для рыбалки километра реки должно было хватить на всех. Оставленная в прибрежных кустах машина свидетельствовала о том, что даже если Слоняра и является отмороженным идиотом, то, по крайней мере, он не существует в единственном экземпляре (как раз об этом и было упомянуто ранее).

   Слон возвратился на «большак» и проскользил по грязи в сторону Матрёхи до следующей тропинки, ведущей к реке. Протиснувшись по едва заметной стёжке сквозь намокшие кусты к намеченной цели, Слон обнаружил на реке целое полчище «собратьев по несчастью». Оказалось, что четырёх человек, приехавших на белой «неотложке» было более, чем достаточно, чтобы оккупировать все, интересующие его именно на этом участке, точки. Слоняра очень не любил, когда кто-нибудь «скрашивал» его интимное общение с рекой своим навязчивым присутствием, поэтому старался сам никому не мешать. Пришлось возвращаться обратно к машине и залезать в реку на почти бесперспективном участке.

   Места вокруг были дикие и мало посещаемые,  особенно там, куда направился Слон. Никому и в голову не могла прийти мысль о том, что можно рассчитывать на какой-нибудь  весомый результат на обширном подводном пляже, где глубина не превышала метра, и который на две трети речной ширины выползал к противоположному берегу. Конечно, было там одно интересное местечко в виде перекатного «пупка», на котором можно было рассчитывать на фееричное пиршество голавлей. Но на это можно рассчитывать летом. Именно тогда была самая середина осени. А сопутствующие, и соответствующие глубокой осени, погодные условия ставили жирный крест на голавлиной охоте. Совсем немаловажное и, можно сказать, самое главное отрицание этой самой охоты состояло в том, что кроме орудий для ловли щуки, у Слона не было ничего.

  Итак, Слон ломился через прибрежный ивняк, протаптывая себе дорогу в поисках места последующего приводнения, и наткнулся на тропу,  уходящую прямиком в реку. Он именно на неё наткнулся, потому, как  не заметил, а лишь ощутил, что соскальзывает по этой тропке в воду. По всей видимости, постарался бобёр, обглодавший все окрестные кусты. Он не только натоптал «дорогу» - он ещё и отполировал её своим поганым лопатообразным хвостом.

   Слоняра плавно соскользнул в реку и окунулся по грудь в ледяную воду, почувствовав неописуемое блаженство. Шутка ли, отмотать пару километров в неопрене?! «Хозяйство» давно расплавилось и растеклось по сапогам. Поэтому, помимо всплеска от свалившегося в воду Слона,  послышалось что-то типа «пш-ш-ш-ш…».  Был бы он чуть пониже, а вейдера покороче, то почувствовал себя полноценным моржом, а не слоном. До критичной точки, перевалив через которую ледяная вода могла дать почувствовать в полной мере свою освежающе-мокрую силу, остались считанные сантиметры.

   Но обошлось без леденящих ванн и моржевания - Слоняра успешно вылез на близлежащую отмель и заглянул в нагрудную сумку разгрузочной системы.  Там было сухо и уютно. Соседствующий с, наполненной воблерами, коробкой брелок сигнализации мирно покоился в специальном карманчике.  Слон достал Бэлизонга, прицепил его к струне, гармонично заканчивающей шнур*, и сделал первый заброс. Воблер полетел красиво. Полетел вместе со струной, но без плетёнки.

   Слоник заворожённо смотрел на, улетающие в дождливую даль, полторы тысячи целковых.  Шлепка от приводнившейся приманки он не услышал, как и не увидел место её приводнения.  Округа была плотно наполнена шумом безбожно барабанящего по реке дождя, разбавленного завываниями порывистого ветра.

   Внезапно вспомнилось о телефоне, положенном в карман куртки накануне. Куртка была надета поверх вейдеров – все карманы «нахлебались» воды после незапланированного погружения. Черпанул леденящей влаги и заплечный рюкзак, приятно дополняющий всю разгрузочную систему и позиционируемый компанией-производителем, как «непромокаемый».  Он начал «пить» жидкость с первых дней своей эксплуатации, поэтому в нем не хранилось ничего, что могло умереть, нечаянно попав в воду.  Залезать в воду глубже, чем по пояс Слон не планировал, поэтому его совершенно не волновало отсутствие герметичности нагрудных карманов куртки, откуда он и извлёк отсыревший кожаный чехол вместе с «напившимся» запотевшим телефоном.

  - Твой кролик написАл*! – только и смог выдавить из себя, сквозь намертво стиснутые  зубы, Слоняра на чисто английском языке, сдобренным небольшим калужским акцентом.  

   «Да, видимо, и вправду ведьма…» - подумал Слон, вспомнив о, повстречавшейся накануне, бабке. Если она и не была той старушенцией, которая совершила памятный таран пару месяцев назад, покалечив две машины, то уж точно имела с ней сакральную связь.

   Чтобы хоть как-то сгладить неприятный осадок, оставшийся от происшествий, Слон прицепил загогулину нереально-гламурной раскраски и попробовал соблазнить ею щук. Приманка радовала глаз, да и только. Щуки не реагировали.

   Потом Слоняра  попробовал расшевелить несговорчивых речных обитательниц другим буратиной. Он тоже был весёленькой расцветки и назывался Артистом*. Пластиковый лицедей живо шмыгал из стороны в сторону, зависал, медленно всплывал, опять рыскал, но оваций не последовало.  Его даже никто не пожелал укусить.

    На Слона свалилось ощущение безысходности и утопленной в Оке, вместе с убойным воблером, рыбалки. К тому же, подкрадывались мысли о невероятных финансовых потерях в связи с покупкой нового телефона. Захотелось убиться о стоящий на берегу бетонный столб.

    С таким невероятно тяжёлым грузом Слон добрёл до упоминавшегося ранее «пупка», венчающего собой обширную мель. Груз был неосязаем физически, но  давил ещё и тем, что возможным трофеем на том месте был голавль, да и то совсем в другое время года. Щук на этой донной неровности по-прежнему не раздавали. Складывалось такое впечатление, что они уплыли вслед за улетевшим Бэлизонгом куда-то в сторону матушки-Волги.

   Но Слоник не торопился вылезать из воды. Его держало какое-то непонятное чувство. «Конкуренты» из белого внедорожника давно сдались и уехали восвояси, обозначив тем самым, полнейшую бесперспективность покинутого участка, оставшегося по другую сторону машины. Слоняра настырно продолжал полосовать Артистом приямок, который располагался чуть выше подводной возвышенности.

  В сторону противоположного берега полетел зелёный Стодвадцатый мистер Икс*. Полтора десятка проводок так же, как и предыдущие эксперименты, не расшевелили никого. Дальше простирался обширный безжизненный песчано-галечный подводный пляж, а до ближайших, известных Слону, щучьих засидок было минимум полкилометра. Дождь по-прежнему поливал, идти, утопая в прибрежном болоте было совсем неохота и Слоник полез в заплечный рюкзак за «последней надеждой». Именно там мирно покоился Большой брат предыдущего оппонента*. Он не влезал в «подручную» коробку, которая лежала в нагрудной сумке, и поэтому мирно плавал в «заднем» подтопленном рюкзаке.

  Прицепив длинномерного «японца», Слоняра сделал кистевой бросок и понял, что ничего более дальнобойного он давно не использовал.  Он начал делать спиннингом довольно-таки мощные рывки, отдавая, после каждого удара, шнур обратно в воду, то есть, возвращая палку в исходное положение и делая паузы, позволяющие приманке всплыть на поверхность.  Воблер был давним и надёжным соратником. В описанный выше период он попросту не подвернулся под руку, потому как в этом не было особой необходимости, да и лежал он в неудобном месте, и ему всегда находилась подходящая альтернатива. Глубина позволяла махать спиннингом параллельно воде. 

   Заброс получился слегка неуклюжим из-за своей непривычной дальности, и течение неизбежно вынесло Большого Икса на заросшую травой мель. Пришлось дёргать удилище радикально вверх, опять же, с отдачей шнура и паузами. Буквально, на втором рывке случилось то, чего Слон ожидал битых три часа, показавшихся ему целой вечностью – долгожданная поклёвка. Щука ударила по воблеру, вылетев вместе с ним из воды и плюхнувшись обратно. Началась борьба. Рыбина бесновалась, треща фрикционом, а Слон растерялся из-за неожиданной развязки событий. Когда он пришёл в себя и затянул тормоз, было поздно. Вытянуть проказницу с переката удалось, но зубастая разбойница намотала себе на рыло всю окрестную солому и надёжно застряла в собранной копне.  Шнуру с разрывной нагрузкой в десять либров было явно не под силу выкорчевать стог сена вместе с прочно завязшей  в этом сене щукой.  Но жабе не повезло – глубина в «спасительном» месте была чуть выше пояса и  Слоник беспрепятственно достал и вытащил на берег, фаршированную килограммовой красавицей, копну.

   Вернувшись обратно, Слон расположился чуть выше места прошедшей битвы, чтобы не быть слишком назойливым и не распугать вероятных обитателей  этого «обеденного стола». Он закинул дальнобойную приманку аккурат  на дальнюю границу мели, сделал спиннингом сильный рывок вверх, отдал шнур и тут же почувствовал сильный удар. Щука в своей активности ни на йоту не уступала первой, но фрикцион на катушке был затянут,  палка чётко гасила все рывки и свечки, а воблер был укушен посередине,  так что, по крайней мере, два тройника из трёх надёжно сидели в зубастой пасти. Рыба припарковалась к ногам без особых проблем. 

    Прыгать от счастья, и фотографироваться с трофеями было некогда, да и «фотоаппарат» был утоплен – Слоняра понял, что началась самая настоящая «раздача», которой он грезил полтора месяца.

   Следующая поклёвка не заставила себя долго ждать и произошла на следующей же проводке. Щука опять попалась бешеная,  но примерно такой же весовой категории, да и зацепилась несколькими крючками, как и пара предыдущих, поэтому Слон снова форсировал события.

   С двух последующих проводок попались четвёртая и пятая рыбины. Пять проводок, пять щук и пять выловленных килограмм. Такой разворот предыдущих событий Слоник не мог даже предположить.  Но всё хорошее когда-то заканчивается – поторчав возле внезапно полюбившегося переката не менее часа без единой поклёвки, Слон понял, что раздача закончилась.

   Ливень  постепенно перешёл в пронизывающую осеннюю мразь,  а потом осадки  прекратились вовсе.  Выглянуло ослепительно яркое октябрьское солнце, озарив и выставив напоказ бушующие яркими осенними красками берега во всём своём великолепии. Ветер стих, щуки, как и Слоняра заворожено любовались окружающим миром, поэтому им было не до клёва.  

  «Ещё раз закину и пойду в другое место,» - подумал Слон и сделал отточенный годами, кистевой заброс. Спиннинг слегка изогнулся и отпружинил, выкинув воблер в сторону противоположного берега. Летел он красиво и безупречно, унося с собой положительные эмоции и оставив на шпуле весь запас шнура. Слон, упомянув о женщине лёгкого поведения, подумал о том, что необходимо поменять плетёнку, и было бы неплохо приобрести замену улетевшим в бескрайнюю окскую даль приманкам.

   Прицепив к поводку плавающую Рудру*, Слоник неспешно отправился в сторону Матрёхи, проверяя попутно окрестность на наличие голодных щук.  Новоявленный воблер ажиотажа не вызывал.  Он аппетитно переваливался с боку на бок, когда всплывал на паузах, но никого, кроме Слона это не интересовало.

   Активность проявилась, когда Слоник уже собирался вылезать из воды. Рудра плюхнулась к стене прибрежной осоки. Слон даже не успел пошевелить спиннингом, как  из травы вылетел ошалелый «шнурок» и сильно укусил приманку.  Завершающий рыбалку поединок был не долгим, но зрелищным.  Щучий детёныш выписывал головокружительные пируэты почище своих старших сестёр, за что и был с почестями амнистирован.

  Слоняра вылез на берег и направился к машине. Смеркалось. Он скинул мокрую куртку, и уже начал стягивать вейдерсы, когда заметил в пеленающих округу сумерках два тёмных силуэта. Сердце ёкнула – Слону показалось, что это вездесущая бабка привела из бора медведя, чтобы последний смог отведать слонятины.  А иначе, кому ещё в голову взбредёт идея о прогулке по раскисшей просёлочной дороге? Расстояние между Слоником и «медведем» неумолимо  сокращалось и, когда оно достигло критического значения, Слон разглядев в лохматом чёрном чудище явные черты Русского Терьера. Ужаса не убавилось ни на каплю – Слоняра был наслышан про этих «чУдных» собачек.

   Собака Сталина подбежала к  онемевшему от страха и  застывшему, словно изваяние, Слону, понюхала сначала его, затем колесо Матрёхи и убежала прочь.  Тёмные силуэты растворились в темноте, а слоновьи яйца скатились от гланд обратно на своё вполне  естественное место.

   Слоняра приезжал в те интересные места ещё два раза, но вода странным образом поднялась метра на полтора, бабки и медведи залегли в зимнюю спячку, а щуки уплыли в неизвестном направлении, поэтому ничего интересного там больше не происходило…..

* Примечания:

Матрёха – автомобиль Hyundai Matrix 1.8 GLS.

Николай Францевич Гастелло – герой Советского Союза. Совершил огненный таран — направил горящий бомбардировщик на механизированную колонну врага.

Солярис – автомобиль Hyundai Solyaris 1.6.

Блесна, являющая из себя подобие черноморской хамсы – блесна Waterland Flag G.

Уотти Бьюкэн – вокалист и бессменный лидер британского ансамбля «The Exploited”

Иван Купала – языческий праздник восточных славян, посвящённый летнему солнцестоянию.

Спиннинг для ловли щук – Zemex Ultimate 210, тест 5-18 гр.

Завалявшаяся катушка – Spro Blue Ark 1047-710.

Вейдера (они же вейдерсы) – неопреновый забродный полукомбинезон Rapala Deluxe Neoprene.

Оэспэшная загогулина нереально-гламурной раскраски – воблер OSP Bent Minnow Jpn 106F-SW  ME-74.

Плавающий Бэлизонг с красным рылом – воблер Deps Balisong Minnow 100F 28.

Разгрузка  -  разгрузочный рюкзак Cottus 7013.

Шнур – плетёный шнур Varivas High Grade PE 150м 0.8 blue.

Твой кролик написал – Your bunny wrote (англ.).

Артист – воблер Jackson Artist SL 130 UGC

Стодвадцатый мистер Икс - воблер Megabass X-140 mat tiger.

Большой брат предыдущего оппонента – воблер Megabass X-140 pm clown.

Плавающая Рудра – воблер OSP Asura Rudra 130 F.