Петрович 20

Петрович встречает Новый год.

Это ведь сколько угодно бывает, что человек, во всех отношениях нормальный, даже рассудительный, на каком-то одном пункте проявляет совершенную маниакальность.

Б.Акунин. Пелагия и черный монах

Новый год Петровича позвали встречать в один из райцентров их обширной области. Волга как граница делила область на две почти одинаковые части: северную и южную. Петрович больше любил часть северную, таежную, где было куда менее людно, и где можно было добычливо порыбачить и поохотиться. Поселок же N, где Петровичу предстояло тепло попрощаться со старым годом и встретить очередной, находился на юге области и располагался на реке Пьяна. Такому интригующему названию красивой речки было два объяснения. Первое – то, что во время татаро-монгольского нашествия на этой реке изрядно подгулявшее русское войско порубала внезапно налетевшая татарская конница. Вторая версия указывала на то, что река здорово петляет, шатается туда-сюда как пьяная и, пробежав в таком веселом расположении духа не одну сотню километров, заканчивается недалеко от своего истока.

С этой рекой у Петровича были сложные отношения. Неширокая, Пьяна была местами довольно глубока, водилась в ней рыба всякая: и лещи, и язи, и щуки, и даже сомы. Но Петровичу, не раз приезжавшему в поселок N по приглашению друга, никогда не удавалось поймать на реке хоть что-нибудь достойное. Неизвестно, что было тому причиной: или недостаточное мастерство рыбака, или капризность местной рыбы, а, может, и то и другое вместе, но только кроме бесчисленных сорожек-лаврушек, густерок-фанерок, да окуньков-матросиков, ничего Петровичу на Пьяне не попадалось. «Может быть, зимой мне повезет больше, и я смогу подобрать ключи к загадкам местной рыбы?» – эта мысль была весомым аргументом в пользу поездки в поселок N на встречу Нового года, и Петрович дал согласие на участие в праздновании. Кроме местной супружеской четы, принимавших гостей в большом частном доме, Петровичу «светило» два дня мозолить глаза еще одной супружеской паре и двум бессемейным особам женского пола.

Приехали в поселок 31 декабря еще до обеда – предстояла большая предпраздничная программа. Собственно говоря, сама встреча Нового года – сплошное застолье, процесс приема пищи и алкоголя, перемежающийся смешными и не очень шутками, танцами и песнями под гитару. Такого восторга, какой вызывал любимый праздник в детстве, уже, конечно, не было, да и простой радости с каждым годом становилось все меньше. В необходимости веселиться в заранее известные сроки Петрович видел какое-то насилие, принуждение, и его свободолюбивая натура восставала против такого положения дел. Ведя борьбу с «обязаловкой», Петрович несколько лет праздновал Новый год заранее, числа 25-26 декабря. Но приятели переженились, и холостяцкая компания, способная встретить Новый год когда угодно -  хоть в июле – развалилась. Пришлось и Петровичу «делать как все»…

Незамужние особы сразу дали понять Петровичу, что все его ухаживания ни к чему не приведут, за что рыбак назвал их про себя «лесбиянками». «Что ж, две бабы с воза – коню легче!» - с легкой душой подумал Петрович и, уже не выпрыгивая из штанов, не стараясь показать себя двум новым знакомым в лучшем свете, окунулся в водоворот приготовлений к празднику. Вскоре ему выделили фронт работ: подготовить к эксплуатации баню, ибо друзья Петровича свято блюли традицию, основанную Мягковым, Бурковым и Ширвиндтом: 31 декабря они парились.

Затопив печку, Петрович приступил к заполнению бака колодезной водой. Физический труд доставлял радость, хорошо себя чувствовали не только разминающиеся мышцы, но и мысли: суетливые и сбивчивые в городе, на свежем воздухе они упорядочивались и текли ровно, нередко подводя к довольно интересным выводам. «Вот бросить город насовсем, уехать в Акулиху, на Волгу, дышать чистым воздухом, рыбу ловить». Собственно говоря, и бросать Петровичу в городе было особо нечего: с женой, детей с которой за десять лет совместной жизни они не нажили, он развелся, а его нынешняя работа, кроме зарплаты, ничем не радовала. И все же, рожденный и выросший в городе, Петрович прекрасно понимал, что уехать в деревню насовсем не сможет. Да, он любил приезжать в Акулиху, мог, особенно летом, жить там и две недели, и три недели кряду, чувствуя себя комфортно и не тоскуя по благам цивилизации. Но обрубить все концы и переехать в деревню навсегда, совсем – нет, к этому он был еще не готов…

-         Петрович, ты что, заснул на ходу? – вывел его из задумчивости голос друга, -  Иди в дом, предпраздничный обед готов!

Обед был хорош. Даже не верилось, что праздничный ужин будет более изысканным. Конечно, не удержались и наелись до отвала, не отказали себе в удовольствии и «употребить». До готовности бани еще было время, и Петрович пошел прогуляться на реку. В летнее время он не любил быть на реке без снастей: река, играя, соблазняла, манила неразгаданными тайнами подводных обитателей с неодолимой силой, и безучастно смотреть на реку было свыше его сил. Но зимний пейзаж укутанной льдом и снегом реки – дело иное. При виде такой картины не учащался пульс, не волновалась рыбацкая душа и все же… Как только Петрович стал думать: где завтра начнет бурить лунки, сразу захотелось бежать на лед, и, пробив окно в подводный мир, заигрывать с окунями и подлещиками, предлагая то «чертика», а то рубинового мотыля на крючке мормышки…

Вернувшись, Петрович прошел сразу в баню – там уже вовсю шла работа: друзья, «ухая» и «крякая», работали над разгоряченными телами вениками. Мигом скинув одежду, Петрович присоединился к честной компании. Много, очень много изобрело человечество за последние пару тысяч лет, но главным достижением (если не считать разные хитроумные снасти для ловли рыбы) Петрович считал изобретение бани! Ковшик воды с эвкалиптом и мятой на раскаленные камушки - раз! Веничком, пушистым, из березы, дуба или можжевельника (тут уж на любителя) – два! Выбежав из бани, голышом, в сугроб – три! И человек обновляется, будто заново рождаясь, кайфует, живет! Три часа в бане пролетают как один миг. После такой процедуры и по стопке уместно, хотя лучше – горячий чай с лимоном и вареньем! А вот остыв, отпыхнув, можно и за стол.

Баня, убыстрив обмен веществ, пробудила у Петровича и его друзей зверский аппетит, и они с нетерпением ждали, когда женщины, доведя свою неземную красоту до блеска, выйдут к столу. Большой стол хозяев был уставлен – одно к одному – блюдами со всевозможной снедью. Традиционно присутствовали салат «оливье» и селедка под шубой. В судках, ожидая печальной участи, притаились заливная рыба и холодец. Колбасы и сыры нескольких сортов захватили центр стола и благоухали восхитительными ароматами, заставляя голодные организмы выделять слюну и желудочный сок. В бутылках недостатка тоже не было, хотя с домашними наливками и настойками хозяев никакой фирменный напиток конкурировать бы не смог – до того были хороши.

Провожая старый год, компания отдавала должное и напиткам и съестному, хозяин так блистал юмором, а хозяйка окружила гостей такой заботой, что даже «лесбиянки» расслабились, а, расслабившись, и сами стали смеяться над двусмысленными шутками и принимать в беседе самое живое участие. Петрович, обманутый показной свободой подружек, предпринял еще одну попытку показать себя в лучшем свете и сблизиться с одной (какой – было все равно) из женщин. Но его новые знакомые, видимо, любили только себя и друг друга – Петрович опять не имел у них успеха. Ничуть не огорчившись, Петрович посчитал донжуанскую часть «марлезонского балета» выполненной и увлекся беседой с друзьями. Мало-помалу часы приготовились бить 12, а гости – встречать Новый год.

Нет, все-таки Новый год – замечательный праздник! Баня, прекрасный стол, живое человеческое общение с неглупыми людьми – все это вкупе с дегустацией доморощенных напитков создало отличное настроение.

Когда пробили куранты и друзья прокричали несколько раз хором и вразнобой «ура», заиграл гимн. Мелодия была до боли знакомой, а вот слов нового, российского гимна никто не знал. Зато все знали дословно вариант первый, советский - того же уважаемого автора, а потому, ничтоже сумняшеся, пропели (скорее проорали) его.

Ночь прошла весело, а потому незаметно. Жены друзей, в первую свою молодость работавшие вожатыми в детских лагерях отдыха, были горазды на разного рода конкурсы и викторины, остальные поддержали почин, и все вместе, забыв о возрасте, работе и разных хлопотах, веселились как дети. Выдохлись только к утру. Нормальные  люди, решив, что необходимо сделать тайм-аут и немножко вздремнуть, разошлись по комнатам, а Петрович, душа которого требовала продолжения банкета, взяв книгу, устроился в кресле с намерением дождаться рассвета и ознаменовать первый день Нового года выходом на лед. Известно ведь, что как год встретишь, так его и проведешь, и Петрович, суеверный как все рыбаки, настраивался на первую рыбалку 199х года. Книга, волею судеб оказавшаяся у него в руках, была сборником рассказов А.П. Чехова. Великий писатель был к тому же заядлым рыболовом, и Петрович, гордясь общностью интереса, с удовольствием перечитал, кроме прочих, и «Налима», и «Злоумышленника» и как всегда посмеялся от души.

Свет в комнате был настолько ярким, а шторы настолько плотными, что Петрович, зачитавшись, просмотрел, как за окном рассвело. Суетливо одевшись и собрав вещи, Петрович вышел из дома. «Ведь один об эту пору на реке будешь, чудик!» – подтрунивал над собой рыбак, но ноги все быстрее несли его к реке. К большому удивлению, на льду уже сидел коллега-пингвин. «Ну, по крайней мере, не буду чувствовать себя идиотом!» – подумал Петрович, а вслух произнес:

-         День добрый, с наступившим вас!

-         Ага, и вас, взаимно, - с готовностью откликнулся рыбак и, переходя на ты, - Что, тоже с супругой поссорился?

-         Да, не поладил. С обоими!

-         Ну, это по классике: за двумя зайцами нельзя...

Расспросив нового знакомого о клеве, Петрович понял, что надеяться на приличную добычу бесполезно – местная рыба давно перешла на «глухозимный» режим и клевала из рук вон плохо. И все же для того, чтобы поддержать в глазах друзей марку умелого рыбака, надо было принести хотя бы десяток мелких окуней на символическую уху, и Петрович целиком отдался делу.

Окуни брали слабо: надо было применять самую тонкую леску и мизерную мормышку, чтобы увидеть, как на одной из проводок вдруг дернется, не в такт, кивок, сигнализируя о поклевке.

-         Твою мать! – услышал Петрович за спиной возглас нового знакомого.

-         Чем помочь, есть багорик, – пошутил Петрович, зная, что багорик коллеге сейчас не нужен.

-         Да что-то приличное село, леска – в клочки! – с досадой сказал рыбак.

-         И что здесь может быть приличного, в этом неприличном месте, - подзадорил Петрович.

-         Ну, это ты зря! Здесь иной раз…

Что происходит на Пьяне иной раз Петрович не дослушал, поскольку после резкой, не в пример предыдущим, поклевки, подсек что-то крупное. Подсек, и сразу почувствовал: не его рыба села, на тонкую снасть не вытянуть. Словно подтверждая его догадку, подсеченная рыба дернулась и леску-паутинку порвала.

-         Прими меня в клуб неудачников, земляк, - попросил Петрович, - твой крокодил и мою мормышку стащил!

-         Слышь, друг, как тебя не знаю, иногда в этом месте лещ берет. Редко, раза два-три за зиму, но наловить можно – во! – рыбак сделал жест, обозначающий много рыбы.

-         Верю, что делать будем? Тонкая леска рыбу не держит, толще поставить – клевать перестанет…

-         Не, если лещ – не перестанет, доставай потолще, не меньжуйся.

В ожидании следующей поклевки Петрович старался игрой мормышки привлечь внимание крупной рыбы, а в голове вертелась примета «как встретишь год, так его и проведешь», и рыбаку очень хотелось поймать что-то приличное, обрыбиться путной рыбой: лещом или судаком.

-         Земляк, что ты там насчет багра говорил? - с натужной улыбкой, пытаясь скрыть за ней волнение, спросил сосед.

Петрович, схватив багорик, метнулся к коллеге – тот уже подвел к лунке добычу. Опыта подбагривания у Петровича было мало, и он с полминуты не мог поддеть рыбину. Напускное равнодушие к происходящему с нового знакомого как ветром сдуло.

-         Ты чо копаешься, упустим ведь!

-         Сейчас, сейчас, вот, готово.

Едва протащенный сквозь лунку, на льду оказался красавец-лещ.  Закованный в бронзовую тяжелую чешую-кольчугу, лещ шевелил здоровенными мясистыми губами, не то ругаясь, не то моля о пощаде. Не пощадили, конечно, но друга для компании, что б не скучно одному было на льду куковать, доставили. Этого поймал Петрович. Был он чуть меньше первого, но все равно на фоне мизерных окуньков выглядел настоящим гигантом.

-         С почином, Глеб Егорыч! – поздравил сосед

-         Не, не Егорыч, Петрович я, - представился рыбак.

-         А я Альберт, будем знакомы!

За следующий час или полтора (Петрович в ожидании поклевок крупной рыбы не отвлекался на часы) они поймали еще четыре леща, Альберт подарил рыбе еще одну мормышку, и клев закончился.

-         Чай, месячную норму сегодня выполнил, - подтрунил над соседом Петрович.

-         Да, редко средь зимы на Пьяне такое случается, - согласился Альберт.

-         Ну, раз случай исключительный, надо отметить – приглашаю в кафе.

Два приятеля (нет, ничего так не сближает, как совместная рыбалка!), обмениваясь впечатлениями, дошли до кафе, куда и переместили свои бренные тела.

Первую выпили за знакомство. Подтрунивавшей над чудаковатыми рыбаками (кто ж ловит 1 января?) барменше показали одного леща и выслушали несколько искренних комплиментов в свой адрес.

Вторую пили за щедрость реки Пьяны, которая, пусть редко, награждает своих самых преданных фанатов по-настоящему царской добычей. Налив по третьей, Петрович, довольный уловом, собой, рекой, новым знакомством и вообще всем на свете, предложил выпить за удачно начавшийся год, который, как известно, как встретишь, так и проведешь.