ИЗВИНИТЕ !
Чтобы выполнить действие, пожалуйста, войдите на сайт или зарегистрируйтесь.
ПОДПИСКИ ЛУЧШИЕ ЗАПИСИ ВСЕ ЗАПИСИ

Петрович 10

Петрович и Русалка
 

У нее здоровый, румяный цвет лица, прекрасные темные волосы, на затылке пучок, на лбу челка, тонкая шея, крупные голубые глаза и греческий нос. Под челкой скрыта твердыня интеллекта, сатанинской воли…

Сол Беллоу «Герцог»

 

Петровичу снился сон. Будто бы в одной из небольших, но глубоких волжских проток, на приманку его спиннинга клюнула крупная рыба. Переполненный счастьем, с замершим сердцем, Петрович «выкачивал» могучий трофей и гадал: что за чудо-рыбу ему удалось подсечь. Судака? Нет, таких крупных судаков просто не бывает. Щуку? Но та ведет себя на леске совсем по-другому. Сома? Да, скорее всего это был сом – случаи поимки сомов на спиннинг в тех местах бывали.

В своей снасти Петрович был уверен - приучил себя к схватке с серьезным соперником. Халатность грозила либо обрывом поводка, либо предательским изломом застежки, или даже поломанным удилищем – все эти неприятности с Петровичем, увы, случались. Но в тот раз он был готов на все сто. Тревожиться нужно было только за качество подсечки.

Самое важное - поднять добычу на поверхность, посмотреть, так сказать, в ее глаза, определить ее размеры, а, значит, и силу. После этого трофей мог и сойти: рассказывай потом знакомым, раздвигай руки во всю ширь – имеешь право, видел. А вот если сход происходил в толще воды, достоверность рассказа сильно страдала; кто там сидел на крючке: коряга, брошенный якорь, рыба – неизвестно…

Два раза Петрович уже поднимал добычу к поверхности, но та, не показываясь, вдруг уходила вниз, на глубину, стягивая с катушки с трудом завоеванные метры лески. Наконец, на третий раз, вода возле лодки забурлила, и Петрович увидел во всей ее бесстыдной красоте ухватившуюся за виброхвост… русалку! Девица улыбалась Петровичу во все свои 32 (или сколько там у нее) жемчужных зуба и манила к себе рукой…. От растерянности Петрович брякнул: «Здрасте!» – и проснулся.

Долго лежал Петрович, проводя грань между сном и явью. Все верно: он в Акулихе, на любимой лодке, заякоренной в одной из волжских проток – той самой протоке, что приснилась ему только что. Но русалки не было – в садке рыболова, лениво шевеля плавниками, качались лишь некрупные берши, рыба значительная об эту пору предпочитала отдыхать на глубине, а не гоняться за блеснами Петровича.

«Эк меня разморило!» - подумал Петрович и с борта лодки плюхнулся в воду. В июльской воде было, конечно, не в пример приятнее, чем на раскаленной лодке, но освежила она Петровича не сразу – тоже была теплой. Петрович несколько раз провентилировал легкие и нырнул на глубину. На шестиметровой глубине было значительно прохладней – сказывалось действие подводных родников, выходивших в этом месте. Петрович рассчитывал побыть в «холодильнике» с минуту, чтобы дать хорошенько остыть разгоряченному телу, но внезапно ему на ум пришла приснившаяся русалка, на глубине стало неуютно, и пловец поспешил наверх, к свету.

Подобные страхи Петрович испытывал на Азовском море, где проходил срочную двухгодичную службу. Тогда, за много лет до своей нынешней жизни, Петрович ничего, как ему тогда казалось, не боялся. Наверное, ему было просто нечего терять: родителей он даже не помнил, а с девушкой своей накануне призыва предпочел расстаться, чтобы не мучиться невозможностью встречи, распаляя страсть письмами. Почти два года Петрович тянул нелегкую армейскую лямку, и думал, что ничего не боится: ни огня, ни воды. И тут его угораздило прочесть роман Бенчли «Челюсти», в котором живописалось, как кровожадная акула жрет все, вернее – всех, подряд. С той поры во время погружений в морские глубины Петровичу представлялось, как за ним наблюдает огромная белая акула, славящаяся своим прозвищем «людоед». Петровичу погружения, понятное дело,  разонравились. Конечно, он прекрасно знал, что в Азовском море акулы-людоеды не водятся, но почему бы им не попасть в него из моря Средиземного? Чушь, разумеется, полная, но отвязаться от нее было не так то и легко.

Вот и сейчас, невдалеке от волжского села Акулиха, Петровичу на дне одной из безымянных проток стало не по себе. Хотя в русалок, наяд, нимф и прочих обольстительниц нечеловеческого происхождения он не верил. «Перегрелся на солнце», - поставил себе диагноз Петрович и, снявшись с якоря, погреб к берегу. Обычно рыбу он предпочитал чистить на реке, чтобы не тащить неудобную работу в дом, выбирая в качестве «кухни» какой-нибудь небольшой островок. Поступил так и в этот раз, направив свою лодчонку в небольшую бухточку с приветливым песчаным берегом. Чистить и потрошить живую рыбу Петровичу претило, и перед обработкой, он усыплял добычу ударом рукоятки тяжелого ножа. За этим жестоким занятием и застал его женский голос.

-         И что вы потом с этой бедной рыбой будете делать?

Петрович обернулся и обомлел: на него, улыбаясь во все свои 32 жемчужных зуба, смотрела русалка из его сегодняшнего сна: длинные влажные волосы, струясь, доходили до пояса, миниатюрный купальник мало что скрывал... Только стояла эта русалка не на одном рыбьем чешуйчатом хвосте, а на двух стройных загорелых ногах. Петровича от такого зрелища «замкнуло», и незнакомке пришлось повторить свой вопрос:

-         Ну и что вы с этой рыбой сделаете?

-         Вы не поверите: зажарю и съем! – наконец вымолвил Петрович и сразу отвернулся, не то проявляя деликатность, не то стесняясь вида девушки.

-         Бедные рыбы! И такие маленькие, им никогда не стать папами и мамами! – вздохнуло прелестное создание.

Петровича задело за живое:

-         Ну, во-первых, эти берши уже были папами и мамами, и для этого вида рыба весом в 300 граммов вполне кондиционный экземпляр

-         А-во-вто-рых? – растягивая слова на манер учительницы начальных классов, подсказала наяда.

-         А во-вторых, сегодня просто неудачный день.

-         Это потому, что встретились со мной? – улыбнулась нимфа.

Петрович не нашелся, что ответить и, боясь, что пауза затянется, брякнул:

-         Ага, баба на рыбалке – уловы жалки!

«Ну все, - подумал Петрович, - сейчас этот эталон красоты развернется и больше я его никогда не увижу».

Но девушка не ушла, а поддержала тему:

-         А еще отсталые люди говорят, что баба на корабле – к беде, и что курица – не птица, а женщина – не человек!

-         Извините, я не хотел вас обидеть. Наверное, одичал на природе…

-         А я думала, что природа настраивает человека на возвышенный лад, делает его добрее?

«Ничего себе - штучка, - поразился Петрович, - обычно красивые женщины глупы как пробки, справедливо считая, что для устройства в жизни им кроме красоты ничего больше не надо. А здесь – красива как богиня и с мыслями в голове – занятно!»

Петрович внутренне подобрался:

-         Природа делает человека таким, какой он есть на самом деле, убирает всю чепуху, наносное соскабливает.

-         Да-да, это из школьной программы: сочинение на тему «О чем думал Андрей Болконский, лежа под небом Аустерлица»

-         Наверное, вы недавно окончили школу, леди, я «Войны и мира» совершенно не помню.

-         А вы, наверное, хотели раззадорить меня, а сказали, сами того не желая, комплимент – школу я закончила давно, просто пример хрестоматийный, в память врезался.

Разговор завязался интересный, затрагивающий близкую Петровичу тему природы и отношения человека к ней, но рыба была почищена (ну почему он не поймал сегодня больше?) и повода оставаться на островке у Петровича не было. Ну в самом деле, не стоять же без повода и разглядывать полуголую собеседницу? Чтобы переложить ответственность за расставание на девушку, Петрович вдруг спросил:

-         Вас ведь, наверное, подруги заждались? Или друг? – от последнего слова стало немного горько, как будто сиюминутная случайная встреча давала Петровичу право на ревность.

-         Нет, вы ошибаетесь, все мои друзья далеко – в Москве.

Русалка поведала, что сбежала из столицы, чтобы «привести мысли в порядок» и отдохнуть от надоевшей рутины. Рутина, если Петрович правильно понял, заключалась в посещении музеев, концертов, светских раутов и презентаций.

-         Такая свобода в выборе занятий объясняется несвободой руки и сердца?

-         Вы опять ошибаетесь, я не замужем, никогда не была и не собираюсь, - развеселившись озадаченным видом Петровича, засмеялась ундина.

-         Тогда у вас есть любящая тетя в Неваде, сколотившая состояние на торговле подержанными авто с единственной целью – облагодетельствовать любимую племянницу.

-         Вы не так далеки от истины! Знаете что? Вам не трудно будет отвезти меня в Акулиху? Моторка должна забрать меня только через час, а  после разговора с вами мне будет на острове очень одиноко.

-         А ваши не хватятся?

-         Нет, дядю я предупредила, что если надоест – доплыву до деревни сама.

«Так-так, - удивился Петрович, - она еще и в воде чувствует себя как рыба», - до Акулихи было не меньше двух километров.

 

Достоинства Кати Петрович находил еще неделю, во время которой они не расставались ни днем, ни ночью. У Петровича никогда не было такой умной собеседницы и красивой женщины. Словом, наш герой безнадежно влюбился. За короткое время знакомства с Катей Петрович преобразился: он стал энергичен, остроумен, решителен, пытаясь быть достойным предмета своей любви.

Он ЛЮБИЛ!

Это чувство после охлаждения отношений и развода с женой, казалось, никогда больше не потревожит Петровича. Получалось, что зарекаться нельзя не только от сумы и от тюрьмы. И Катя, что казалось совершенно невероятным, отвечала ему взаимностью! Потому, когда время ее пребывания в Акулихе подошло к концу, она напрямую предложила Петровичу поехать с ней в Москву.

-         В Москву-у-у? – опешил Петрович.

-         Ну да, я же в Москве живу. Жила бы в Париже – во Францию бы позвала, - попыталась скрыть тревогу за шуткой Катя.

А действительно, какого продолжения их бурного романа (простите за банальность определения) Петрович ожидал? А в том то и дело, что никакого! Он жил одним днем, сегодняшним, не пытаясь заглянуть в завтра и не волоча за собой груду с многочисленными «вчера». Он жил эту неделю не воспоминаниями и не надеждами. Он просто жил настоящим, как ни легкомысленно это для зрелого мужчины. И вот сейчас надо было выбирать. На одной чаше весов лежала его свобода, одиночество, единение с природой, на другой…

Пытаясь удержать и то и другое, Петрович пошутил:

-         А если гора не может идти к Магомету? Может, Магомет пойдет к горе? Оставайся!

-         Нет.

Спрашивать «почему» не было смысла. Слишком разными они были. На ум Петровичу пришла строчка из глупой песенки про дельфина и русалку.

Они расстались. Конечно, пообещали друг другу созвониться, встретиться на «нейтральной территории» – где-нибудь в Питере или городе N… но Петрович знал: его встреча с Катей была первой и последней в жизни. Была сном. Как тот сон про русалку, с которого все началось.

 

  • 1
  • 1017
Нижний Новгород
1 комментарий


Напишите комментарий к записи